Новости – Общество
Общество
«Был бы доволен жизнью, если бы во Владивостоке 25 лет назад появился музей»
Фото из личного архива Александра Городнего
Галерист Александр Городний — об истории «Артэтажа», обещаниях властей и о том, как он не уехал из России
20 марта, 2015 10:56
10 мин
Через год, может быть чуть больше, во Владивостоке откроется постоянный городской музей современного искусства. Идея его создания принадлежит директору Музея современного искусства «Артэтаж» Александру Городнему, который двадцать с лишним лет собирал картины и другие предметы искусства. Как он добился получения здания под музей в кризис и чего ему не хватает для счастья, Городний рассказал «Русской Планете».
В начале 90-х во Владивостоке рынка искусства не было. И я решил работать на перспективу. Имея художественный салон, начал собирать фонды: покупал, продавал. Создал общественное объединение, вместе с художниками, которое впоследствии назвал «Артэтаж». В уставе объединения одним из пунктов был «организация Музея современного искусства». Я хотел создать здесь что-то наподобие музеев, которые видел за рубежом.
Многие картины пришли в фонд как подарок от художников, которые у нас выставлялись. Это мировая практика, когда за выставочное помещение расплачиваются картинами. То, что копилось, выставлял на выездах. Иностранцам было интересно, когда я привозил на выставку картины их соотечественников, они стали дарить мне еще картины. До 2002 года я и постоянно покупал предметы искусства на свои деньги. Так и насобирал более тысячи единиц.
Первую московскую выставку мы провели в Доме молодежи, где проходили КВНы. Тогда мне помогали художник Виктор Серов и мои друзья музыканты. Мы нашли спонсоров, выставились, нас положительно оценили московские культурологи, искусствоведы, художники.
С того момента и стали делать выставки, но все чаще в нашем, азиатском, регионе. Один из первых зарубежных выездов мне помогла организовать немецкая художница Мариэль Онодера, которая была замужем за японцем. Мы выставлялись в Токио. Затем появились американцы — департамент искусств университета штата Вашингтон. Они приезжали сюда с делегацией в начале 90-х, затем мы провели с ними ряд совместных выставок.
У меня собраны все книги отзывов с наших выставок за 20 с лишним лет. Я их не читаю, но понимание того, что там слова благодарности, несомненно, радует.
Во времена Наздратенко, когда галерея располагалась в «Белом доме», было невозможно работать. (Евгений Наздратенко — губернатор Приморского края в 1995-2001 гг.; «Белый дом» — здание администрации края. — Примеч. РП.) Перед каждой выставкой народного хозяйства нам приходилось снимать картины, потом опять вешать, и так постоянно. Чиновники много раз рассматривали различные проекты строительства музея, но до дела так и не дошло. Тогда одно радовало: располагались мы на 700 метрах, а платили за 22. Потом появился Дарькин, сказал: плати! Я — пошел на улицу, меня подобрал Турмов, тогдашний ректор ДВГТУ, надстроили этаж над библиотекой университета на Аксаковской,12, где в 2005 году открыли музей современного искусства. Там провели массу замечательных выставочных проектов.
Как-то к нам забрели мэр Игорь Пушкарев с полпредом Сафоновым, и последний проронил фразу, что на базе «Артэтажа» надо создать Дальневосточный музей современного искусства. Я чуть не взлетел от радости. Была статья в «Известиях». В течение трех дней я сообразил концепцию музея и отправил в Хабаровск. И примерно через месяц мне оттуда позвонили с вопросом: на какие деньги вы собираетесь это делать? На память об этом «предложении» у меня осталась только газета «Известия», которую я поместил под стекло, там на фото Пушкарев и Сафонов показывают в «светлое будущее».
Когда мэр пришел к нам снова, я говорю: «У меня в кабинете газета уже пожелтела, давайте уже что-нибудь сделаем в этом направлении». И стал из окна показывать ему, что можно сделать снаружи. И, на мое удивление, он заинтересовался и сказал: «В этом деле нам поможет Игорь Иванович». Я позже понял, что это Шувалов.
Потом случился «нашкрым», и я совсем насторожился на предмет помощи оттуда. Но звонок из администрации все-таки случился: город решился на создание своего музея! Со старым зданием мы работать не могли, так как собственность не городская, да и на то здание вообще не оказалось должных документов. Было предложение посмотреть новое помещение. Как раз в том здании, которое мы сегодня готовим. Оно показалось мне тесноватым, пригодным разве что для хранилища, и мы со «свитой» пошли гулять по всему строению. Пушкарев посмотрел кабинеты: какие-то пустующие, какие-то заваленные хламом, и принял решение все здание отдать под музей.
Открытие нашего городского музея планируется на следующую весну, но не будем загадывать. Приятно, что человек, который курирует этот проект — Елена Щеголева — искренне переживает за него и держит ситуацию под строгим присмотром.
Со своей стороны я очень благодарен мэру и его команде за возможность через столько лет реализовать задуманное. Это важный исторический факт для города.
Когда я начинал галерейные дела и рассчитывал на перспективу, понимал, что мы богатая ресурсами страна, у нас новые грамотные руководители, наверняка лет через 10 мы подтянемся к Европе. Но уже при Ельцине начался какой-то олигархический бандитизм, растаскивание и разворовывание, брали все, кто сколько утянет. Когда я в первый раз увидел на наших прилавках китайский сапожный крем, исчезла отечественная зубная паста, понял, что дело труба. Мы стали зависимы от дяди. Потом пришел Путин.
И мне кажется, за то время, что Путин находится у власти, можно было научиться сделать так, чтобы не случилось печального сегодня — дичайшей разницы в зарплатах у населения. Несмотря на все его заслуги с присвоениями, считаю, что президент ответственен за ситуацию. Но, может, такой президент именно сегодня и нужен нашей стране? История рассудит.
С высоты прожитых лет могу сказать, что нет таких исторических периодов в моей жизни, которые бы мне не нравились. С теплотой вспоминаю брежневские времена, наверное потому что я был молод. Не знаю, интересно ли сейчас в детских лагерях — тогда было здорово. Хотя были и другие настроения.
Уже в старших классах я знал, что живу в неправильной стране: революция, гражданская война, репрессии. Кстати, сам чуть не угодил в места не столь отдаленные: стоял в очереди за «Архипелагом ГУЛАГ» Солженицына и «Островом Крым» Аксенова, но хозяина книжек увели под руки, и больше его никто не видел. Или с фотоаппаратом на Орлиной сопке стоишь, а к тебе дядя в штатском подходит и говорит: «Ну-ка, вытащи пленку, снимать нельзя: внизу завод военный».
До конца был бы доволен своей жизнью, если бы еще 25 лет назад в городе появился стабильный музей. Жаль времени. За этот период практически ничего не изменилось, и дело даже не в музее. Страна потеряла эти 25 лет по многим аспектам, все буксуем, постоянно что-то догоняем…
Есть вещи, которых и мне не хватает сегодня: знания иностранных языков; где-то физического здоровья, чтобы переплыть Амурский залив, независимости в исполнении своих задумок.
Боюсь войны. Когда читаю про Донецк, Луганск, то возникает страх потери человечества. Я был в Хиросиме и Нагасаки, в музеях. Это страшно.
Было два случая, когда я хотел покинуть Россию. Когда я работал матросом на торговом флоте, нас отправили в полярку (полярную экспедицию — Примеч. РП.), мы дошли до Тикси. Пришла команда для визированных: брать лес и везти в Лондон. И я надумал туда с концами. Маме отправил зашифрованное письмо, что вернусь не скоро, а сам уже готовился слушать живьем Роллинг Стоунс. Но вскоре нам сообщили, что нашли другой пароход и он уже ушел. Так я расстался с мечтой (улыбается).
Второй раз был летом 1991 года. Я с тремя ящиками картин попал на пароход «Академик Ширшов» в путешествие «Русская Америка», посвященное Берингу. Через Петропавловск-Камчатский мы пошли на Аляску, оттуда — в Сиэтл, Сан-Франциско, далее путь лежал в Лос-Анджелес, потом в Гонолулу и через Японию обратно во Владивосток. Месяца на два с половиной. Народу было много со всей России.
19 августа возвращаюсь в Сиэтле из города на корабль (кстати, в тот день могилу Джимми Хендрикса посещал), и у пирса мне американцы говорят: не ходи, у вас там Сталин из гроба встал, переворот в стране. Я только поднялся — за мной подняли трап. Тогда из путешественников несколько человек оказались «гэбистами». Я стал снимать на видеокамеру их разговор на фоне телевизора, где по CNN показывали Москву с танками. Потом вышел на палубу, а там картина еще интересней: с парохода на причал летит чемодан. Это «эвакуировался» кто-то из экипажа. Трап опустили, чекисты за ними…
Там мы вместо трех дней простояли девять, а в Сан-Франциско вместо трех дней — две недели. И вот так же на причале как-то подходит ко мне мужчина, представляется. Это был миллиардер Джеймс Хамстрид с телохранителями, владелец сети гостиниц. Он предложил мне показать город, а за обедом нарисовал перспективу моего будущего: предложил оформлять картинами стены его гостиниц. Сказал, что официальное оформление всех документов возьмет на себя.
Я растерялся и был удивлен его предложением, но, похоже, удивил и его, когда сказал, что не останусь. Причин было много: надо было вернуть картины обратно авторам, ждала семья в России, и потом, я уже два месяца вижу Америку, многое там кажется чужим и малорадостным, несмотря на все их благополучие.
Миллиардер не только не обиделся, но через пару дней еще и каждому, кто находился на нашем пароходе, от капитана до уборщицы, вручил по 100 долларов и по кепке со знаком своей фирмы Shile на голову под объективы местных телекамер. Миллионеру тому, кстати, помню, посоветовал гостиницу у нас в Хасанском районе построить, он был в замешательстве.
Когда вернулся из круиза, художники мне сказали, что лучше бы я остался: продавал бы их картины там, в Америке. Но рынок приморского авангардного искусства я на калифорнийском берегу не гарантирую.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости